Артефакты времени.

 Самые памятные марки - это марки из космических серий.

Вот с именно этой марки и началась моя коллекция.  Мне было тогда 6 лет,
но я  прекрасно помню, что творилось вокруг, когда 4 октября 1957 года в Советском
Союзе запустили на орбиту этот маленький, словно мячик, первый искусственный
Спутник земли.





Все слушали по радио его "бип-бип", пытались разглядеть в небе, кричали друг другу:
"Смотри, смотри."
Спутник был чуть больше баскетбольного мяча , весил около 84 кг и облетал Землю
за 98 минут. И летал он по январь 1958 года. И всё время по радио можно было услышать
его "бип-бип".
Весь мир услышал этот прерывистый звук   доносившийся с огромной высоты.


Сигнал спутника .

Но это все было в 1957 году.

А сейчас вернемся памятью в 1961.

Кишинев  строился очень активно, буквально вырастал на глазах.

Поднялось красивое  современное  здание Республиканской библиотеки с просторными читальными залами, абонементом, огромными хранилищами. До этого она находилась на
углу улиц Щусева и Пушкина, куда потом переехала детская библиотека .


У колонны библиотеки им. Крупской. Мама со своими студентками.

В библиотеке работала моя мама. Ну ладно мама, я с детства привыкла, что моя мама красавица, "столичная штучка", цыганята в Сороках бежали за ней толпой и кричали: "Стиляга, стиляга", хотя ничего стиляжьего в современном понимании в ней не было. Но и все остальные женщины, как мы сейчас сказали бы девчата , им было лет по 30-35, просто блистали красотой, светились счастьем, излучали улыбки, и благодаря их притягательной силе библиотека становилась центром культурной жизни  Кишинева.



И свою жену красавицу Любочку поэт Наум Коржавин увёз из нашей библиотеки.

В Кишинёве снег в апреле,
Неожиданный для всех...
Вы чего, Господь, хотели,
Насылая этот снег?

Он от Вас весь день слетает,
Сыплет с серых облаков,
Неприятно охлаждает
Тёплый город Кишинёв.
И пускай он тут же тает,
Он сгущает серость дня...
Чем, конечно, угнетает
Всех на свете
и - меня.

Очень странно видеть это -
Снег без счастья, без игры,-
После солнца, после лета,
После света и жары.

Холодов терпеть не может
Этот город летних снов.
Как в ущелье, расположен
Он на склонах двух холмов.

А сегодня снег в ущелье
И туман на лицах всех...
Вы нам что сказать хотели,
Напуская этот снег?

Что пора забыть про ересь?
Вспомнить вновь, как Вы нужны?
Всё смешалось. Давит серость,
Скука давит в дни весны.

Всё во мне с тем снегом спорит.
Скука? Серость?- Чепуха!
Я ведь помню - этот город -
Город светлого греха.

Здесь - два месяца уж будет -
Без венца (о чем скорблю)
Я живу - простите, люди,-
С той, которую люблю.

С той веселой и капризной,
Смех вносящей на порог,
Без которой счастья в жизни
Я не знал и знать не мог.

С той, что может быть серьёзной,
Но непрочь и чушь молоть.
С той, к кому Вы сами поздно
Привели меня, Господь.

В Кишинёве снег в апреле
Сыплет мрачно, давит всех.
Что напомнить Вы хотели,
Напуская этот снег?

Возбуждая эти мысли?
Что у страсти дух в плену?
Что права я все превысил?
Лямку честно не тяну?

Зря. И так ознобом бродит
Это всё в крови моей,
От себя меня уводит
И от Вас, и от людей...

От всего, чем жил сурово,
Что вдруг стало ни к чему.
И от слова. Даже слову
Я не верю своему...

В Кишинёве снег в апреле
Ни за что терзает всех.
Ах, зачем Вам в самом деле
Нынче нужен этот снег?

Разве честно мстить за страсти?
Не от Вас ли Дух и Плоть?
Не от Вас ли это счастье,
Что открылось мне, Господь?

Так за что вконец измучен
Я лишением души?
Что Вам - вправду было б лучше,
Чтоб и впредь я жил во лжи?

Иль случайный приступ злости -
Снег, что с неба к нам слетел?..
Часто кажется, что просто
Удалились Вы от дел,

И внезапной власти рады,
С упоением ребят
Небо Ваши бюрократы -
Ваши ангелы - мутят.

1965 © Наум Коржавин




И ещё отдельная история, был там фотограф дядя Фима,  для взрослых просто Фима,
который всем делал портреты. Изумительный фотохудожник, как сказали бы сейчас.
Надо у мамы из альбома отсканировать фотографии и поместить здесь.



Особенно нравились мне в библиотеке маленькие лифты соединяющие выдачу с хранилищем.
На абонементе или в читальном зале заполняют карточки и отправляют с помощью лифта-транспортёра вниз, а обратно приезжают книги. Я специально прибегала к маме на работу, очень мне нравилось "помогать" нажимать кнопочки.
Но и не только поэтому. Книги. Нет лучшего  занятия уму, чем чтение . В детстве я глотала книги не останавливаясь. Возможно, что выбор мой не всегда радовал родителей, но время было такое, что, конечно, я выбирала пионерские повести, а слово "классика" в то время отпугивало меня.  Пионерские повести, как называли мое чтение родители, звали вперед, призывали к действию и все , казалось, в твоих силах, только учись и трудись, будь честныим и смелым, не предавай друзей.
Русская классика со всеми её сомнениями и исканиями пришла позже. Но соплей тургеневских героинь я понять так и не смогла.




Жюль Верн и Майн Рид, Марк Твен , Стивенсон, Дефо , чего только не было в библиотеке.
Помнится прочитала я Катаева "Белеет парус одинокий", и, вдруг,  узнаю, что Валентин Петрович Катаев собственной персоной приезжает на читательскую конференцию в библиотеку. Это было событие.
Живой писатель . Это он описал приключения Пети Бачея и Гаврика, которые я читала и перечитывала, и ребята эти стали мне друзьями, вместе с ними я плескалась в лимане на пляжах Каролина-Бугаза, бегала по Одесским улицам, подносила патроны в ранце , окунаясь в гущу событий.
В библиотеке часто были конференции, но встреча с Катаевым запомнилась мне особенно.


«Петин рассказ произвел на Гаврика огромное впечатление». Иллюстрация В. Н. Горяева к повести В. П. Катаева «Белеет парус одинокий».

Отношение к людям пишушим у меня с детства было сверхуважительное. Возможно сказывалось, что и с маминой и с папиной стороны в роду уважали грамотных , умных и справедливых.
Дед , папин отец, был народным учителем, преподавал татарский и турецкий языки, писал в журнал, по моему "Краеведческие записки", бабуля занималась детьми и хозяйством, но была очень мудрой, хоть и писала не очень грамотно. Всех своих троих детей они, что называется, вывели в люди. Несмотря на трудные годы лишений, войны, все трое получили высшее образование.
А мамин отец  в молодости был избачём, правда до этого прошёл дорогами первой мировой,  и женился на приехавшей в соседнее село учительнице, моей любимой бабе Ане. Никогда не разрешала называть себя бабушкой, только бабой Аней. А  сестры и братья называли Нюрой.
Какое красивое имя, жаль хоть и возвращается мода на исконно русские имена, но вот Нюру пока обходят, а может просто мне не встречалось.
Поднимал мой дед хозяйство в МТС , в совхозах, уважали его люди и похоронен он у Кремлевской стены в Подмосковном городе Зарайске. Но про него надо писать отдельно и подробно, может у меня и получится.  Мне с ним свидеться не суждено было, он умер в 1948, а я родилась в 1951, но он навсегда стал мне примером настоящего человека.
И вот при этом моем пиитете к писательской деятельности, опять забегу вперёд, мой младший сын в шестнадцатилетнем возрасте несёт свой рассказ в журнал "Юность"и его, что просто перевернуло моё представление, печатают. Мало того он совершенно спокойно поступает в Литературный институт. Это для меня абсолютно невероятно. Нет, я понимала, что можно поступить на физтех или физмат, да на любую техническую специальность, но чтоб в Литературный...

Ну это я опять отвлеклась. Шёл 1961 год.  Много чего интересного он мне готовил.



Вот помню в филармонии была встреча с самим Маресьевым, героем "Повести о настоящем человеке" Бориса Полевого. Мне повезло, я вручала ему цветы и он,  Мересьев пожал мне руку. Несколько дней я ходила гордая и счастливая. Возможно сейчас это может быть непонятным. Но тогда война была ещё рядом, и читая книги о войне, каждый раз я задавала себе вопрос. А я бы смогла, не струсила? С обмороженными ногами выжить, выползти, встать на протезы и не сдаться.

А Володя Дубинин из крымского города Керчь, партизанский разведчик , о котором я узнала из
повести Льва Кассиля и М. Поляновского. Сколько раз вместе с ним я спускалась в катакомбы , сколько раз до последнего верила, что он останется в живых, не взорвётся на мине. А ребята из Молодой гвардии, а Валя Котик, Марат Казей.  Но это только отдельные личности. Самое глубокое впечатление о людях , жизни и смерти на войне, вере , надежде  и любви произвёл на меня
Симонов.  И это с детства любимое стихотворение.



* * *

Майор привез мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.

Его везли из крепости, из Бреста.
Был исцарапан пулями лафет.
Отцу казалось, что надежней места
Отныне в мире для ребенка нет.

Отец был ранен, и разбита пушка.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Седой мальчишка на лафете спал.

Мы шли ему навстречу из России.
Проснувшись, он махал войскам рукой...
Ты говоришь, что есть еще другие,
Что я там был и мне пора домой...

Ты это горе знаешь понаслышке,
А нам оно оборвало сердца.
Кто раз увидел этого мальчишку,
Домой прийти не сможет до конца.

Я должен видеть теми же глазами,
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.

За все, чем мы с тобою дорожили,
Призвал нас к бою воинский закон.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
А там, где отнят у мальчишки он.

1941



Ну вот, нашла фотографию именно такого трехтомника.

Точно такой трехтомник бережно хранится в нашей семье , а в нем ,сколько себя помню, лежат ныне уже пожелтевшие листочки с шутливыми стихами Сурежа.  Друзья были в Сороках у родителей, Суреж  и Ксица (она была ярко рыжая и ассоциировалась у меня с лисицей).  Суреж писал всем стихи.  Мне на новый год к представлению костюма "Кот в сапогах" написал :

Коты бывают разные
Но кот волшебный я,
Сын мельника в наследство
Однажды взял меня.
Наследство не плохое,
Могу уверить Вас,
Хозяин стал Маркизом
Зовется Карабас...

 Ну и так далее, до сих пор помню наизусть, хотя автора не видела с тех самых пор, как мы уехали из Сорок.
А родителям много всяких шутливых.

Вот примерно в таком настрое и шёл 1961 год.

К нам в школу пришел тренер по плаванию и пригласил всех в бассейн. Бассейн был тоже новенький, открытый, подогреваемый, прямо под окнами библиотеки. Тогда никого не отбирали по способностям, а активно набирали. У кого получалось, оставался в этой секции, а кто хотел, шёл искать себе другое занятие. Спортом занимались все дети. Понятно, что мы с  радостью отправились учиться плавать.
Училась я во вторую смену. Утром была тренировка, мы уже отработали все задания даваемые тренером, всякие там поплавки , набултыхались в воде и отправились в раздевалку. А в раздевалке работала радиоточка, тогда это было привычно, телевизоров почти ни у кого не было, а радио слушали все.


Вот такой приемник был у нас дома, сколько передач по нему прослушано.  А театральных спектаклей. Родители отправляли меня спать, а сами включали приемник и слушали спектакли. Ну и я, естественно слушала.  "Иркутская история" , "Таня" Арбузовские таким образом были выучены наизусть.

Ну а радиоточки, которые висели в общественных местах были вот такого плана.



И вот их этой радиоточки раздаётся совершенно невероятное. Человек в космосе.
Что тут началось. Все прыгали обратно в бассейн, сталкивались с пытающимися выйти, ещё ничего не знающими ребятишками, тащили их обратно, кувыркались в воде, орали. Не помню как нас угомонили тренера, но помню, что учебы в школе в тот день практически не было. Все, и дети, и учителя обсуждали одну единственную новость и не могли остановиться. Свершилось то, чего , конечно, все давно ждали. Мы в космосе, мы первые, Гагарин герой.